Адепты стужи - Страница 82

Сейчас этот самый врач сидел в удобном кресле — несколько необычном, потому что справа к нему была приделана специальная подставка для подзорной трубы. Не отрываясь, этот человек смотрел куда то на стрельбище — это зрелище поглощало его полностью, Ковача он даже и не заметил.

Статский советник Владимир Дмитриевич Ковач подошел ближе, подтащил такое же кресло, сел, установил в держатель подзорную трубу. Выстрелы здесь гремели не так часто — на тысячеметровом стрельбище каждый выстрел тщательно обдумывался, иногда стрелок лежал несколько минут, выжидая момент для выстрела…

— Который?

— Номер шесть — ответил постоянный товарищ министра внутренних дел Мечислав Генрихович Котовский — здравствуйте, Владимир Дмитриевич и ради Христа не мешайте. Сейчас очень важный момент…

Не желая отвлекать Котовского — видимо, он и в самом деле смотрел на что-то важное, Ковач разложил трубу и, держа ее в руках, принялся рассматривать лежащее перед ним поле.

Под флагом с номером шесть на стрелковом мате с сосредоточенным видом лежал подросток — совершенно не похожий ни на Котовского ни вообще на поляка — белобрысый, крепкий, небрежно одетый. Перед ним лежал большой мешок с песком — и на него он примостил свое оружие — тяжелую, с ложем из карбона винтовку ручного перезаряжания с длинным, толстым стволом и большим оптическим прицелом. Подросток лежал совершенно неподвижно, как статуя и целился куда то — но собирается он стрелять или нет — было непонятно. Ковач разглядывал подростка примерно минуту, он так и не выстрелил — и Ковач перевел свою трубу дальше.

Стрелковая директриса была длинной, мишени невооруженным глазом почти не видны. Поле, похожее на поле для гольфа, только подстрижено очень неаккуратно. То тут, то там через равные промежутки стояли белые флаги на шестах, колыхающиеся на ветру, их назначение было совершенно непонятно…

— Мечислав Генрихович, а зачем эти флаги?

— Это для того, чтобы видеть какой дует ветер — немного отвлекся старый разведчик — видите, флаги колышутся под ветром. Опытный стрелок по ним поймет, какой ветер дует и с какой силой, и из этого внесет поправку. Если стрелять на триста метров — это навык, на семьсот — опыт, то на тысячу метров — чистая математика, если ты не умеешь считать, не поможет никакой опыт. Видите, по всей длине поля флаги колышутся неодинаково.

Ковач посмотрел — действительно, неодинаково.

— Вижу.

— Это потому, что здесь очень сложный ветер. Деревья на краю поля специально высажены неравномерно, чтобы стрелять было сложнее, чтобы ветер играл в них. Это очень сложно — рассчитать поправку так, чтобы учесть несколько разных векторов на разных дистанциях.

— Сколько ему? — сменил тему Ковач.

— Шестнадцать без трех месяцев. Ждем — не дождемся…

— Почему?

Старый разведчик оторвался от трубы, недоуменно посмотрел на своего коллегу.

— С шестнадцати лет можно участвовать во взрослых соревнованиях. С подростками ему уже скучно.

— Достижения есть?

— Чемпионат среди юниоров, второе место. Немного уступил, он — единственный в десятке, кто из Питера.

— А остальные?

— Остальные — с Кавказа, с Восточных территорий, они там с детства с оружием. Много из Сибири — там промысловики детей с трех-четырех лет белку в глаз бить учат. Но и наш — не подкачал. Математик он, для него важен не столько сам выстрел, сколько — расчет. Вот и…

Разговор прервал выстрел — почему то оба собеседника поняли, что это — тот самый выстрел. Оба они не сговариваясь посмотрели на мишень, настроив свои трубы на самое большое увеличение из возможных.

— Есть! Есть!!! — старый разведчик радовался похоже не меньше внука — нет, вы можете себе это представить, Владимир. Шестерка с единственного выстрела на тысячу метров! Молодец! Ай да Вольдемар, ай да…

В избытке чувств Котовский хлопнул рукой по своему колену…

— Молодец!

На стрельбище пацан, почти не меняя позы, передернул затвор винтовки, подобрал покатившуюся с мата гильзу, аккуратно положил ее рядом со своими принадлежностями. Оставил пока затвор открытым — чтобы ствол охладить после выстрела и начал что писать в лежащем рядом блокноте…

— Поразительно… — Ковач действительно был поражен.

— А я что говорил… Впрочем ладно… Для чего я вас сюда позвал, догадываетесь? — Котовский оторвался от трубы, в упор взглянул на собеседника.

Ковач пожал плечами.

— Не знаю — честно ответил он.

— Есть вопрос, который нужно обсудить. Незамедлительно. А позвал я вас сюда потому, что здесь невозможно прослушивание. Ни один высокочувствительный микрофон не выдержит звуков стрельбы, причем интенсивной. А если выдержит микрофон — не выдержат уши оператора. Есть информация, которую вы должны знать. Ко мне попала информация… например об операциях «Чингисхан» и «Тайфун». Вам что нибудь говорят эти названия?

Ковач только чудом не выдал своего изумления.

— Прежде всего, мне интересно, откуда эти названия известны вам? Министерство внутренних дел не подключено к этим операциям никоим образом.

Котовский улыбнулся — совсем как старый добрый дедушка успехам своих внуков. Поправил пенсне.

— На вашем месте я бы задал вопрос не о том, как эти названия стали известны мне, а о том, как они стали известны МИ-6. Вот чем я бы озаботился…

— МИ-6? — недоуменно спросил Котовский, пытаясь выиграть хоть немного времени, чтобы понять, что все это значит и продумать план разговора.