Адепты стужи - Страница 50

— Но разве русские не захватили вашу землю? Почему же твой дед стал им служить?

— Да, русские захватили нашу землю. Но белый царь запретил разрушать наши мечети, запретил мстить нашему народу за своих погибших — хотя русских на нашей земле погибло много. Скажи, Абдалла, если англиз убьет пуштуна, что ему за это будет?

— Да ничего… — уверенно ответил Абдалла — ничего не будет. Будет кровная месть.

— А вот если русский убьет турка — его за это жестоко накажут такие же русские, как и он сам. Понимаешь, в чем разница?

— Разве русские дураки?

— Нет, они не дураки. Просто для них мы — такие же как они. Они не считают нас рабами, они обращаются с нами как с равными. Русские солдаты должны были убить моего деда и его брата, для того, чтобы они не выросли и не стали мстить. Но они не убили, а спасли их, накормили и отдали учиться. А потом дед приехал в город, где он вырос — тогда он уже назывался Константинополь — и увидел, что люди живут лучше, чем жили при султане. Поэтому, он и стал служить белому царю, видя что его правление несет туркам добро. Он воевал долго, очень долго и вышел в отставку уже старым и уважаемым человеком, перед отставкой он командовал полком.

— А сколько там человек?

— Много. Очень много человек в полку. Мой отец был гражданским человеком, он даже женился на русской женщине — но я внешностью почему то пошел в отца. А вот я решил продолжить путь деда. Только служить я решил не в армии, а на флоте.

— А англизы, когда приходят — они убивают. Я слышал, что в одном месте они решили отомстить за то, что недалеко сожгли их колонну. Они пришли в кишлак, но там были только женщины и дети, мужчин не было, потому что те ушли в горы с оружием в руках. И тогда англизы, струсив лезть в горы и сражаться с мужчинами стали бросать детей в ущелье и наблюдать, как матери прыгают за ними. А оставшихся они сожгли заживо.

— Русские бы так никогда не сделали. Русские воины не воюют с женщинами и детьми, они воюют только с мужчинами.

— Мой дед, отец моего отца бывал в вашей стране. Он говорил, что в вашей стране живут достойные воины…

— Это так…

— А ваша армия велика?

— Да, воинству белого царя нет счета.

— Почему же тогда они не идут на нашу землю войной?

Карим задумался…

— Ну, согласись, эфенди… — додавливал Абдалла — ведь воин не может не воевать. Если у вас столько мужественных воинов — почему вы не захватите земли соседей?

— Почему… Видишь ли… Наша земля велика и обширна, нам вполне хватает того, что у нас есть. Белый царь хочет мира, он не хочет ни чужих земель, ни чужих подданных. Ему достаточно своих. Поэтому, Абдалла, белый царь не хочет завоевать пуштунские земли, он просто помогает вам. Если же пуштуны соберут Лойя Джирга, [Лойя Джирга — сход старейшин племен, высший орган власти Афганистана. Корни этого уходят в глубокую древность] придут к белому царю и попросят принять их в свое подданство — тогда он скажет свое слово.

— Знаешь, эфенди… — нарушил наконец воцарившееся молчание Абдалла — я не столь мудр как мой отец, шейх Дархан. И я не столь мудр как ты. Но я скажу тебе — это не моя мудрость, это мудрость моего народа. Если не нападаешь ты — нападут на тебя. Запомни, никогда не происходило по-иному…

Карим вздрогнул. Слова пуштунского подростка прозвучали как страшное пророчество…

Картинки из прошлого. 14 мая 1993 года. Южный учебный центр подготовки войск специального назначения. Где то в Туркестане

— Равняйсь!

Строй пацанов — всем нет и двадцати — длинношеих, голенастых, с совсем еще детскими лицами, невпопад выполняет команду. Тяжелые рюкзаки — их теперь придется носить с собой даже в сортир, давят на плечи невыносимой тяжестью, выгибая вперед грудь, автомат неудобно, несподручно висит на груди. Пот, выступающий на форме, сразу высыхает, превращаясь в белые, соленые разводы на странной желто-серой форме, ботинки такие тяжелые, что сложно представить, что в них придется бегать потом марафон — а ведь придется. Солнце печет неимоверно, оно словно хочет сплавить воедино эту желтую, истрескавшуюся от жары землю и стоящих на ней в одношереножном строю группку пацанов, отобранных неизвестно как и неизвестно за что. Только что им пришлось преодолеть пятикилометровый марш от железнодорожного полустанка до центра — бегом по сорокаградусной жаре. Инструкторы забыли прислать машины для молодого пополнения. И вот теперь, после пяти километров бегом под палящим азиатским солнцем, они едва стоят на ногах, купаясь в этом призрачном мареве. Фигура инструктора — среднего роста, бородатого, крепкого, в пустынной униформе, кажется сделанной из колеблющегося воздуха, она плывет в раскаленном тумане. В горле так сухо, что кажется, будто при каждом вздохе глотаешь песок…

— Смирно!

И снова строй как может выполняет команду и застывает в изнеможении. Мечта только одна — спастись от этого палящего, истекающего огнем солнца, забиться в любой прохладный уголок, в жилой модуль, в тень палатки, глотнуть вкуснейшей прохладной воды, да можно и не прохладной, можно и из лужи, но воды…

— Вольно!

Инструктор прохаживается перед строем, кажется, что он совсем не чувствует жару. На плече у него стволом вниз — новейший автомат Коробова с подствольным гранатометом, под обе руки — кобуры с пистолетами. Инструктор внимательно всматривается в мясо — так зовут здесь тех, кто через два года превратится в волков.

— Прежде всего… Я приношу вам искренние извинения… Я забыл, что вы сегодня приезжаете и не распорядился насчет транспорта. Но вы ведь на меня не обижаетесь, за эту маленькую оплошность, не правда ли, сынки…